Из записок бедного парижского студента конца XIX-го века.
Спустившись по кривой лестнице с мансарды старенького дома на Монмартре, уже год как ставшей моим постоянным пристанищем, я вышел в шумное парижское утро.
Несмотря на то, что всё это время живу практически впроголодь, одеваться стараюсь с иголочки. Вот сейчас, например, даже цилиндр и перчатки со мной. Даже трость! Богатенький дружок из моей alma-mater одолжил мне на денёк. Говорит, походишь с ней по Парижу – сразу почувствуешь себя совсем другим человеком!
У него этих тростей, как собак нерезаных. А ещё он широкой души человек, поэтому поделиться тростью с другом ему ничего не стоило. К тому же я ему регулярно даю списывать латынь.
Я учусь целыми днями, мечтаю стать «большим человеком». А он прожигает жизнь, из «Мулен Руж» ну просто не вылазит! Каждую ночь он там. Все гризетки и артистки оперетты его знают.
Вручил он мне трость с такими словами: «Сногсшибательно смотришься! Ну а что? А валяй-ка ты со мной вместе сегодня ночью в «Мулен Руж»! Там какая-то Мушка или Пышка будет выступать. Её будет сопровождать кордебалет с канканом. Ты просто не должен такое пропустить! Будет горячо, будет жарко!
Вот ты посуди сам… Хочешь стать писателем, а жизни то настоящей ты и не видел. Сидишь со своими книжками и с латынью. Пишешь ещё что-то по ночам. Не знаю, правда, что ты там такого интересного можешь написать, если в «Мулен Руж» ты ни разу не был. А уж как по мне, то «Мулен Руж» - это самое интересное, что есть на этом свете!
Там, кстати, собираются настоящие, признанные писатели. И художники тоже. Короче, богема. Хотя за латынь спасибо… Если бы третьего дня не дал бы мне списать латынь, вылетел бы я из нашей «кормящей мамы» с треском и забрили бы меня в Алжир воевать! И всё, прощайте, гризеточки, прощай, «Мулен Руж»… Так что, спасибо, друг, спасибо, мерси-мерси, бонжур-оревуар! Спасибо тебе, милый друг… Читал, кстати? Новая книжица Мопассана, очень сейчас модная. Можно сказать, самый писк!
Про Мопассана много чего сейчас говаривают. Мол, головой, бедняга, тронулся, даже горло сам себе пытался перерезать. А ещё Эйфелеву башню ненавидит! Ну просто лютой ненавистью... Вот, знаешь, например, где обедает наш замечательный Мопассан, наш Ги Де первый небодяженный? Ходят слухи, что в том самом ресторанчике, что находится у самого подножия Эйфелевой башни. «Почему?» – сейчас спросишь ты, «ведь он же её ненавидит!» А потому! Потому, что это единственное место в Париже, откуда эту проклятую (по его словам) башню не видно и ничто не застит белый свет…»
Хороший у меня друг. Весёлый, эрудированный. С богемой знается, в высших парижских кругах вертится. Все новости у него узнаю, можно сказать, получаю из первых рук. Но вот сам не могу быть таким, как он. И в «Мулен Руж» я сегодня вечером не пойду. Богема сразу же раскусит, что я не их поля ягода. Не хочу простоять всю ночь, подпирая собой косяк входной двери и ловя на себе косые взгляды (ох уж этот парижский фейс-контроль!) Пусть даже это и «Мулен Руж» - тайная мечта моей потерянной молодости – всё равно не пойду… Нечего мне там делать!
Лучше я схожу в яркий полдень к воротам швейной фабрики. Как раз тогда, когда из высоченных кованых ворот весёлой серой толпой, прервав свой труд, выходят очаровательные белошвейки. Не обязательно просиживать ночи напролёт в «Мулен Руж», чтобы встретить так желанных поэтическому сердцу гризеток. Посудите сами, вот я не в «Мулен Руж», а вокруг меня целая сотня весёлых, что-то себе щебечущих молодых прелестниц. Они огромной серой толпой проходят мимо меня и чуть не валят меня с ног.
«Grise» - значит серый. Гризетками их прозвали как раз за эти их серые платья. Ещё их мидинетками называют. От слов «midi» - полдень и «dinette» - лёгкий обед. Белошвейки, цветочницы или хористки. Молодые девушки довольно свободных нравов. Но всё же это не кокотки, лоретки, демимонденки и всякие прочие дамы полусвета. Гризетки не продают себя мужчинам. У них всё по любви. Правда, любовников может быть несколько. Какой-нибудь молоденький студент, с которым ей легко и весело. Какой-нибудь богатый буржуа гораздо старше её, который «в случае чего» может помочь ей материально. Но только – «в случае чего», если уж совсем с деньгами у неё будет худо. А так, гризетка вполне может обеспечить себя и сама. Такая вот сильная, независимая женщина и притом ещё молодая и хорошенькая.
А потом на горизонте у неё начинает маячить какой-нибудь «свой», «реальный парень». Например, рабочий, так же как она, самостоятельно зарабатывающий на жизнь. Тогда его нужно притянуть, завлечь, дождаться своего 25-летия, выйти за него замуж и всё… Прощай молодость, прощайте студенты, прощайте буржуа, прощай «Мулен Руж»! Вот такая типичная гризеткина жизнь…
Смотря на проходящих мимо меня швей и цветочниц, я начинаю невольно мечтать. Я и какая-нибудь гризетка… Ну вон та, например, которая улыбчивая и симпатичная… Мы с ней вместе в высоченной мансарде на Монмартре. Париж за окном внизу раскинулся необъятной россыпью домов и газовых фонарей. Она в сереньком платьице и в изящной шляпке. Она «ужасно занята» - по её словам. Её слова прозвучали в этой довольно мрачноватой мансарде, как колокольчик, наполняющий радостью всё вокруг. Она ужасно занята, она печёт галетное печенье. Это её любимое лакомство. И она хочет угостить им и меня.
Скоро оно будет готово, и мы будем жадно поедать его, смотря на тающий за окном в темноте громадный металлический силуэт Эйфелевой башни. Нам будет как-то особенно уютно и тепло. Она будет жевать, жевать и жевать своё любимое печенье, а я буду с нескрываемым наслаждением смотреть на очаровательные ямочки на её щеках. Буду смотреть в её огромные глаза и на её милые кудряшки. И с нескрываемым наслаждением буду хвалить её печенье. И поедать его буду тоже с нескрываемым наслаждением! Париж, вообще, город любви и наслаждений! А, может быть… Была не была, и сходить мне сегодня в «Мулен Руж»?
Студенты, студенчество, Париж 19 века. Мулен Руж., Записки студента. Европа, Париж.
24.12.2016, 11:02
