Деда.
Мой дедушка на самом деле не был моим дедушкой. Он был бабушкиным мужем. Оба они уже давно овдовели, и коротали свои дни в одиночестве, она — в Туле, а он — в Таганроге. Забавно, что дедушку с бабушкой долго-долго сватали друг другу, потому что бабушкина сестра была замужем за дедушкиным братом, то есть они уже много лет были знакомы заочно, но при этом никогда не встречались.
В результате этого многолетнего сватовства дедушка-таки приехал в Тулу, совершенно очаровался бабушкой, сделал ей предложение, женился и увёз её в далёкий приморский Таганрог. Жениху было 73, невесте — 68. Так началась новая история любви и новая семья.
Как это обычно водится, через некоторое время у семейной пары появляются дети, и бабушка с дедушкой не стали исключением — у них появилась я. Мне был годик, и мне был категорически противопоказан суровый питерский климат, поэтому на семейном совете было принято трудное решение отправить меня на юг, к морю — к бабушке, маминой маме, и её мужу.
Говорят, что дедушка влюбился в меня с первого взгляда, как и в мою бабушку. Я точно знаю, что он обожал меня до последнего... как и бабушку.
Мы с дедой были неразлучны, как стручок и горошина. Сколько я себя помню, я всегда болталась где-то около него. У нас была куча интересных дел. Мы поливали грядки и обрезали виноград — у дедушки был шикарный виноград, крупные изящные кисти «Дамских пальчиков» и маленькие, покрытые лёгким восковым налётом, грозди «Изабеллы» ежегодно радовали нас и тенистой беседкой, и изумительно вкусными ягодами.
Мы что-то строили и что-то собирали. Я знала, как называются те или иные инструменты, моментально находила на верстаке то, что нужно, обожала паять (до сих пор люблю запах тающей канифоли) и сверлить ручной дрелью (только чтобы деда её придерживал, а то у меня не хватало силёнок). Если мы ничего не рукодельничали, то могли сидеть бок о бок на диване и читать или смотреть телевизор. А ещё мы обожали гулять — просто так, или по делу, в магазин там, или ещё куда. Дедушка рассказывал очень много интересного — про людей, которых он знавал в своей жизни, про города и улицы. У него была какая-то феноменальная память — он знал город как свои пять пальцев, чуть ли не каждый дом. Когда он был уже почти слепой, то без проблем гулял по улицам, точно зная, где какие дома, дворы и даже ямы или выбоины.
Деда боготворил бабушку, называл её Танечка, Танюша, и всегда говорил мне, что её нельзя обижать. Каждый год, в бабушкин день рождения, 9 августа, мы вставали рано-рано и шли на рынок, покупать цветы. Когда бабушка ворчала на нас за какие-нибудь наши прегрешения, деда никогда не ругался с ней, а всегда миролюбиво повторял: «Ну ладно, ну будет, будет тебе».
Деда делал мне ледяные горки и мебель для моих кукол, покупал и прятал под диваном бутылки с «Ситро», «Буратино» и «Дюшесом», ставил высоченную ёлку на Новый Год и отвечал на все-все вопросы, никогда не увиливая. Он называл меня Стрекозой и жутко скучал, когда я уехала. Мой деда. Дед Жора.